Е.Ю.Гениева. Последняя трагедия Пушкина

Какая замечательная книжка обнаружилась в наших закромах: Ю.М.Лотман. Пушкин. Статьи и заметки. (М.: Вагриус, 2008). Помнится, что приобретена она была в Пскове после Форума школьных библиотек в Пушкинских Горах.

Имя Юрия Михайловича Лотмана широко известно и популярно. В своё время эстонское телевидение записало курс лекций Лотмана о русской культуре. Выдающийся ученый с мировым именем, историк литературы, культуролог, пушкинист, блестящий педагог, 39 лет прослуживший в старейшем Тартуском университете. В советское время книги Лотмана о творчестве Пушкина выходили миллионными тиражами. В любой библиотеке можно найти биографию Пушкина, написанную Лотманом, комментарий к «Евгению Онегину», составленный Лотманом.

А в нашей книге – статьи ученого и курс лекций о творчестве Пушкина. Издание необычно еще тем, что выпущено оно при участии и поддержке посольства Эстонии в Российской Федерации и Библиотеки иностранной литературы имени М.И.Рудомино. Участие их выражено кроме всего прочего и в том, что предисловие к изданию написано Чрезвычайным и Полномочным послом Эстонии в Российской Федерации М. Кальюранд, а в качестве послесловия представлена статья «Последняя трагедия Пушкина» директора (на тот момент) ВГБИЛ им. М.И. Рудомино Екатерины Юрьевны Гениевой.

На этой статье хочу остановиться подробней. Личность Екатерины Юрьевны сама по себе всегда вызывала интерес и уважение. Она не только возглавляла одну из крупнейших библиотек страны. Е.Ю.Гениева – известный филолог, специалист по зарубежной литературе. Её выступления в литературных телевизионных программах всегда были популярны среди заинтересованных зрителей. Тем более захватывающе интересны её литературоведческие изыскания.

«Я попыталась тоже прочитать карту Судьбы поэта, дороги его «всемерной отзывчивости», его путешествия с книгами по странам, в которых он никогда не бывал, его путь к трагическому концу…», — так Екатерина Юрьевна начинает свою статью.

Пушкин имел дворянское происхождение, но в отличие от других граждан своего сословия, которые вели полнокровную жизнь и открывали для себя географические горизонты, он не имел такой возможности, сидел в ссылках, страдал от поднадзорной жизни. Заграницей Пушкина на протяжении всей его жизни, говорит Е.Ю.Гениева, был его круг чтения. И круг этот был очень обширен для того времени. Библиотека Пушкина насчитывала около полутора тысяч томов, основную её часть составляла русская литература, а большую часть иностранных изданий – книги на французском языке, что было нормой для двуязычной дворянской культуры России XIX века.

В сфере приоритетных интересов Екатерины Юрьевны – английская литература XIX-XX веков. И начинает она не с русской и французской литературы, которые поэт прекрасно знал, а с того круга чтения, который потребовал от Пушкина некоторых усилий. Круг чтения поэта в отношении Англии Е.Ю.Гениева называет пушкинской же фразой «странные сближения». Он не учил английский язык в лицее, но занимался им самостоятельно в 20-е годы. Из-за несовершенства знания языка, пишет Гениева, английские поэты представлялись Пушкину более интересными: они «позволяли себя домысливать, что стимулировало воображение». Кроме того, английская поэзия, до определённого времени недоступная поэту, воздействовала на него не внешней своей стороной, а какими-то глубинными структурами и в гораздо большей степени затрагивала творческую интуицию и мировоззрение. Можно сказать еще больше: эта литература способна была на магическое воздействие, «пробуждая интуитивные прозрения» и влияя «не только на поэтическое творчество, но и в целом на судьбу». 

Ранее английская литература была доступна для Пушкина лишь во французских переводах. Но когда он овладел языком в достаточной степени, то как бы открывал эти произведения для себя заново и читал их увлеченно и страстно. Е.Ю.Гениева подробно рассказывает обо всех пушкинских предпочтениях в английской литературе: Байрон, Саути, Кольридж, Вальтер Скотт, Шекспир, Барри Корнуолл, Джон Уилсон, Стерн. Влияние этих авторов на пушкинское творчество широко и разнообразно. У каждого из этих поэтов и писателей он что-то брал для себя. Одних он переводит, о других рассказывает в письмах друзьям, третьих цитирует (знаменитое пушкинское «Два чувства дивно близких нам...» - это парафраз Саути) или «поминает» в стихах («другой от нас умчался гений» - «К морю», о Байроне).

Приём открытого повествования и кажущейся незавершенности текста в «Дон Жуане» Байрона Пушкин использует в «Евгении Онегине».

Из романов Вальтера Скотта черпает свои познания об истории Англии и Шотландии, а при написании своей исторической повести «Капитанская дочка» использует находки английского романиста. Пушкину интересна еще и технология работы с источниками, которую использовал В.Скотт. И при создании своей исторической эпохи — эпохи Петра и Екатерины — Пушкин проводит кропотливые исторические изыскания в архивах, изучает исторические документы и свидетельства современников.

В Шекспире поэта больше всего интересуют разнообразные и многосторонние характеры, но он также заимствует в шекспировских пьесах основу драматургического метода. «Первая отчетливая творческая перекличка, - пишет Е.Ю.Гениева, - романтическая трагедия «Борис Годунов», в которой отброшены единство места, времени и иные условности, обязательные в русской драматургии».

Создавая новый жанр в русской литературе — «маленькие трагедии», Пушкин опять вдохновлён англичанами («Драматические сцены» Барри Корнуолла). А в основе «Пира во время чумы» - трагедия Джона Уилсона «Город чумы». Пушкин просто сделал вольный перевод, сократив длинноты, которые были в оригинале, и сосредоточив сюжет вокруг главной темы. В результате, констатирует Гениева, «малозначимое произведение превратилось в шедевр мирового значения».

Подводя итог, Екатерина Юрьевна вновь возвращается к той роли, которую играло чтение в жизни и творчестве поэта: «Пушкин был чрезвычайно любознательным и жадным на впечатления человеком, для которого искусственное ограничение общения оборачивалось катастрофой... Чтение было для него едва ли не единственно доступным источником, из которого он пил до дна, до последнего глотка, используя и письма, и прессу, и книги... Вся литературная продукция шла в дело: он бросал её в горнило собственного таланта, заимствуя, подражая, переплавляя темы, сюжеты, образы и приёмы, отливал из этой разнородной смеси струны своей лиры и заставлял их звучать собственным голосом».

Трагедию поэта филолог видит в потере им независимости и самостоятельного выбора собственной судьбы. Несвобода наваливалась со всех сторон и не оставляла никакого шанса выбраться. Выхода не было, но оставалась возможность разом разрубить узел, в который завязалась судьба. Оставалось лишь организовать дуэль и заставить трусливых преследователей драться в равном и открытом бою.