Павел Антокольский выступает на Пушкинском празднике в Одессе
Пушкин был постоянным предметом раздумий, исследований и творчества Павла Антокольского на протяжении всей его жизни.
Начать с того, что при поступлении в студию Вахтангова Антокольский читал два стихотворения Пушкина: «Для бе-регов отчизны дальной...» и «Я вас лю-бил...». Вахтангову, принимавшему эк-замен, чтение Антокольского понрави-лось. Он шепнул сидевшему рядом ас-систенту: «Вот самый талантливый ваш студиец»...
Актёром, как мы знаем, Антокольский не сделался. Но стал настоящим поэ-том, отличным литературоведом, пуш-кинистом и даже одним из немногих соучредителей Всесоюзного Пушкин-ского праздника поэзии в 1967 году.
Здесь можно вспомнить пушкиниану Давида Самойлова – советского поэта, в творчестве которого Пушкин тоже за-нимал значительное место. Но Павел Антокольский, кажется, превосходит в этом плане и Самойлова. В его творчес-тве мы находим, более пятидесяти сти-хотворений и прозаических произведе-ний, посвящённых Пушкину.
Как признавался сам Павел Григорье-вич, «после того, как я стал поэтом, ка-ждый важный поворот на поэтическом пути так или иначе связан с Пушкиным. Всё живое, здоровое, действенное, все удачи идут от него».
Самое первое стихотворение Антоколь-ского о Пушкине в разных изданиях да-тируется по-разному: 1926 или 1927 го-дом. В это время появляются «Юбилей-
ное» Маяковского, «О Пушкине» Багриц-кого, «Пушкину» Есенина...
Антокольский продолжал обдумывать своего Пушкина. В стихотворении «Пушкин» он воскрешает поток мыс-лей, проносящихся в мозгу Пушкина в последние часы его жизни.
П.Антокольский. Пушкин
Ссылка. Слава. Любовь. И опять
В очи кинутся вёрсты и ели.
Путь далёк. Ни проснуться, ни спать — Даже после той подлой дуэли.
Вспоминает он Терек и Дон,
Ветер с Балтики, зной Черноморья,
Чей-то золотом шитый подол,
Буйный табор, чертог Черномора.
Вспоминает неконченый путь,
Слишком рано оборванный праздник.
Что бы ни было, что там ни будь.
Жизнь грозна, и прекрасна, и дразнит.
Так пируют во время чумы.
Так встречают, смеясь, командора.
Так мятеж пробуждает умы
Для разрыва с былым и раздора.
Это наши года. Это мы.
Пусть на площади, раньше мятежной,
Где расплющил змею истукан,
Тишь да гладь.
Но не вихорь ли снежный
Поднимает свой пенный стакан?
И гудит этот сказочный топот,
Оживает бездушная медь.
Жизнь прекрасна и смеет шуметь,
Смеет быть и чумой и потопом.
Заливает! Снесла берега,
Залила уже книжные полки.
И тасует колоду карга
В гофрированной белой наколке.
Но и эта нам быль дорога.
Так несутся сквозь свищущий вихорь Полосатые вёрсты дорог.
И смеётся та бестия тихо.
Но не сдастся безумный игрок!
Всё на карту! Наследье усадеб,
Вековое бессудье и грусть…
Пусть присутствует рядом иль сзади
Весь жандармский корпус в засаде,—
Всё на пулю, которую всадит
Кто в кого — неизвестно. И пусть…
Не смертельна горящая рана.
Не кончается жизнь. Погоди!
Не светает. Гляди: слишком рано.
Столько дела ещё впереди.
Мчится дальше бессонная стужа.
Так постой, оглянись хоть на миг.
Он ещё существует, он тут же,
В нашей памяти, в книгах самих.
Это жизнь, не застывшая бронзой, Черновик, не вошедший в тома.
О, постой! Это юность сама.
Это в жизни прекрасной и грозной
Сила чувства и смелость ума.
1926
Комментариев нет:
Отправить комментарий