Иван Сергеевич Шмелёв и Марина Ивановна Цветаева были современниками. Их очень многое объединяло. Детство они провели в Москве, которую прекрасно знали и пронесли любовь к старой Москве через всю свою жизнь. Обоих объединяла память об этом городе и желание сохранить прежнюю Россию, которой «на карте нет, в пространстве нет».
Ваня Шмелёв жил в Замоскворечье.
Глубокое горе после потери отца, которое пережил восьмилетний мальчик, отразилось на его школьной жизни. У Вани не заладилось с учёбой, его переводили из одной гимназии в другую. Наконец, в Шестой гимназии, рядом с домом, дела как будто пошли лучше. Хотя и там юный Шмелёв умудрился нажить себе недругов: учитель немецкого упорно не желал ставить ему больше тройки, а учитель литературы и вовсе невзлюбил — и в конце концов добился того, чтобы дерзкий юнец остался на второй год.
Вот тут Шмелёву наконец-то повезло — поскольку он попал в класс к совершенно другому педагогу. Брат профессора Ивана Владимировича Цветаева, дядя Марины и Аси, Фёдор Владимирович Цветаев любил литературу и язык — и не любил казённой, выморочной педагогики. Иван Шмелёв, с его воображением, наблюдательностью и явной одарённостью, на уроках Цветаева блаженствовал. Здесь не требовалось от учеников сухих, построенных по общему образцу упражнений, позволялось им выговориться, и мальчик «записал ретиво «про природу». Вообще писать классные сочинения на поэтические темы — «Утро в лесу», «Российская зима», «Осень по Пушкину», «Рыбная ловля», «Гроза в лесу» — было для Вани блаженством.
Ф.В. Цветаев заставил этого ребёнка поверить в себя, сумел научить его наслаждаться словом, не скупился на похвалы — и вчерашний двоечник стал получать пятёрки «с тремя жирными крестами» за то же, за что ещё год назад был нещадно обруган и осмеян: за свои сочинения. Именно учитель первым и отметил безусловный литературный дар Вани Шмелёва:
«Как-то, тыча мне пальцем в голову, словно вбивал в мозги, торжественно изрёк:
— Вот что, муж-чи-на… — а некоторые судари пишут «муш-чи-на», как, например, зрелый му-жи-чи-на Шкро-бов! — у тебя есть что-то… некая, как говорится, «шишка». Притчу о талантах… пом-ни!
С ним, единственным из наставников, поменялись мы на прощанье карточками. Хоронили его — я плакал. И до сего дня — он в сердце».
Не принявший революцию, писатель эмигрировал в один год с Мариной – в 1922. Большую часть жизни прожил в Париже. Там же часть своей эмигрантской жизни провела и Цветаева. Марина Ивановна выделяла Шмелёва среди писателей-эмигрантов, хотя сближения у них так и не произошло.
«К литераторам ходить не будем, не люблю (отталкиваюсь!), кроме Ремизова, никого из парижских. И, м.б., ещё Шмелёва»
(Письмо М.И.Цветаевой к О.Е. Колбасиной- Черновой). Был у них общий знакомый – большой друг обоих – Константин Бальмонт. Уже будучи на смертном одре, Бальмонт, к слову сказать, просил, чтобы ему почитали «Богомолье» Ивана Шмелёва.
Огромную роль в творчестве Шмелёва и Цветаевой играли автобиографические мотивы. Они воскрешали в памяти и на страницах своих книг любимые места России и дорогих им людей, желая сохранить их для вечности через искусство слова.
«Весь Кремль – золотисто-розовый, над снежной Москва-рекой. Кажется мне, что там – Святое, и нет никого людей. Стены с башнями – чтобы не смели войти враги. Святые сидят в Соборах. И спят Цари. И потому так тихо.
Окна розового дворца сияют. Белый собор сияет. Золотые кресты сияют – священным светом. Всё – в золотистом воздухе, в дымном-голубоватом свете: будто кадят там ладаном.
Что во мне бьётся так, наплывает в глазах туманом? Это – моё, я знаю. И стены, и башни, и соборы... и дынные облачка за ними, и эта моя река, и чёрные полыньи, в воронах, и лошадки, и заречная даль посадов... – были во мне всегда. И всё я знаю. Там, за стенами, церковка под бугром, – я знаю. И щели в стенах – знаю. Я глядел из-за стен... когда?.. И дым пожаров, и крики, и набат... – всё помню! Бунты, и топоры, и плахи, и молебны... – всё мнится былью, моей былью... – будто во сне забытом».
(И.С.Шмелёв. Лето Господне)
Комментариев нет:
Отправить комментарий