Федерико Гарсиа Лорка. Гитара
(из «Поэмы о цыганской сигирийе»)
Начинается
плач гитары.
Разбивается
чаша утра.
Начинается
плач гитары.
О, не жди от неё
молчанья,
не проси у неё
молчанья!
Неустанно
гитара плачет,
как вода по каналам — плачет,
как ветра над снегами — плачет,
не моли её о молчанье!
Так плачет закат о рассвете,
так плачет стрела без цели,
так песок раскалённый плачет
о прохладной красе камелий.
Так прощается с жизнью птица
под угрозой змеиного жала.
О гитара,
бедная жертва
пяти проворных кинжалов!
(Перевод с исп. М.Цветаевой. 1941)
На излёте лета, в августе печально совпадают даты трагической гибели двух великих поэтов – Федерико Гарсиа Лорки и Марины Ивановны Цветаевой: Лорку убили 19 августа 1936 года, а пятью годами позже, 31 августа 1941 года, ушла из жизни Цветаева.
Никаких записей Цветаевой о Лорке до её работы над переводами его стихов не обнаружено. Но вот профессор-фи-лолог МГУ Юлия Леонардовна Оболен-ская отмечает: «...Нельзя не обратить внимание на стихотворение, в котором отразился её удивительный дар проро-ческого предвидения и одновременно – сближение их судеб: 5-6 сентября 1936 г. (через две недели после рас-стрела Лорки) она пишет стихотворе-ние о себе и мистическим образом описывает смерть Лорки, ничего о ней не зная». И далее приводит стихи Цветаевой:
В мыслях об ином, инаком,
И не найденном, как клад,
Шаг за шагом, мак за маком
– Обезглавила весь сад.
Так, когда-нибудь, в сухое
Лето, поля на краю,
Смерть рассеянной рукою
Снимет голову – мою.
Кстати сказать, автограф стихотворе-ния Лорки «Гитара», увиденный одна-жды Ю.Л. Оболенской в витрине дома-музея М.И. Цветаевой в Елабуге, стал причиной побудившей её к исследова-нию о создании переводов, а потом к написанию статьи об этом («Федерико Гарсиа Лорка в переводах Марины Ивановны Цветаевой»).
Знакомство с поэзией испанского поэ-та в России началось в 1936 году, после его трагической гибели. Первые пере-воды из Лорки были выполнены Фёдо-ром Викторовичем Кельиным, извест-ным в стране испанистом, автором испанских учебников и словарей, пере-водчиком, и появились в том году в 11-м номере журнала «Интернациональ-ная литература». Кельин был знаком с испанскими поэтами лично, в журнале опубликовано подаренное ему их груп-повое фото, на обороте которого есть такая надпись:
«Дорогой Кельин! С нами сидит поэт Федерико Гарсиа Лорка. Он хочет уз-нать Россию и познакомиться с тобой. Напиши ему как можно скорее и приш-ли ему перевод его стихов...»
Исследователи полагают, что планы перевода стихов Лорки на русский язык были уже в то время, ещё до смерти поэта.
Голодающая, перебивающаяся перево-дами, после ареста мужа сама ожидав-шая своего ареста М.И.Цветаева в кон-це мая 1941 года получила заказ от Ф.В.Кельина на переводы семи стихо-творений Лорки на русский и ещё пяти – на французский язык, который Цвета-
ева считала родным и знала в совер-шенстве. Кельин будто почувствовал родство душ испанского и русского поэтов, увидел сходство их художест-венных миров и самое главное – объе-диняющую поэтов и названную самим Лоркой «беспощадную печаль».
Стихи для перевода («Гитара», «Селе-нье», «Пейзаж», «Пещера», «А после», «Ноктюрн» и «De Profundis») Кельин сам выбрал, подготовил транскрипции и подстрочники к ним. Это были произ-ведения из цикла «Канте Хондо» (1921), написанные ещё 23-летним Лоркой. Возможно, передавая Цветаевой стихи, Кельин рассказал ей о переписке с испанцами и несостоявшемся визите Лорки в Россию.
Цветаева работала быстро. На десять переводов – пять русских и пять фран-цузских – у неё ушло около недели. За этим занятием её застала война. С её началом она не прекратила работы. Только в черновике сделала отчёркива-ние, написала крупными буквами «ВОЙ-НА» и несколько строчек, как пришло к ней это известие.
И – продолжила работу дальше.
В конце июня было переведено почти всё, кроме «Ноктюрна» и «De Profundis» (тут у неё возникли вопросы, с которы-ми она обращается к заказчику в пись-ме от 27 июня). Но и про них Цветаева на тот момент ещё уверена, что перево-ды непременно закончит. В те же дни в черновике она записала: «Попробуем последнего Лорку». И на этом работа обрывается.
В том единственном письме Цветаева писала Кельину:
«...Мне о ч е н ь понравился Лорка, Вы для меня хорошо выбрали.
М. Ц<ветаева>
27-го июня 1941 г.»
Она могла бы и дальше переводить Лорку, если бы не война и эвакуация...
Цветаевские переводы Федерико Гар-сиа Лорки стали классическими. Их помнят наизусть, перекладывают на музыку, поют и декламируют. По сло-вам переводчика Анатолия Гелескула, они стали «камертоном, по которому сверяются голоса». Их можно охарак-теризовать словами самой Цветаевой, которые в 1934 году она писала о В.А. Жуковском, его «Лесном царе»: «это уже не перевод, а подлинник».
Как написала потом Ариадна Сергеев-на Эфрон, Лорка стал «последней в жизни её работой». Став трагической финальной точкой, эти переводы заня-ли особое место в её творчестве. В них отразились боль и надрыв души страш-ных месяцев её жизни, а ещё – удиви-тельное взаимопроникновение худо-жественных миров двух гениев.
Федерико Гарсиа Лорка. А потом...
(из «Поэмы о цыганской
сигирийе»)
Прорытые временем
лабиринты —
исчезли.
Пустыня —
осталась.
Немолчное сердце —
источник желаний —
иссякло.
Пустыня —
осталась.
Закатное марево
и поцелуи —
пропали.
Пустыня —
осталась.
Умолкло, заглохло,
остыло, иссякло,
исчезло.
Пустыня —
осталась.
(Перевод с исп. М.Цветаевой. 1941)
Как отмечают специалисты, пять пере-водных стихотворений обладают само-стоятельной эстетической ценностью, они обогатили возможности русского стиха, вошли в сокровищницу русской поэзии ХХ века и навсегда останутся в ней, подобно переводам М.Ю.Лермон-това, А.С.Пушкина, В.А.Жуковского. Без них невозможно представить не только русского Лорку, но и саму Цветаеву, глу-бже понять трагизм последнего перио-да её творчества.
Когда-то Цветаева сформулировала правило равновеликих творцов: «Идя по следу поэта, заново прокладывать всю дорогу, которую прокладывал он». Трагическое совпадение развязки этих дорог схоже в главном – оба поэта не погибли, а шагнули в Вечность.
Комментариев нет:
Отправить комментарий