ПЕРВЫЕ КНИГИ

В.К.Арсеньев принял революцию впол-не лояльно. Он не встал на сторону «бе-лого движения», хотя и был на должно-сти комиссара Временного правитель-ства по инородческим делам. В это вре-мя он как-то плавно перешёл с военной службы на гражданскую. Но новая власть не забыла, что свежеиспечён-ный начальник Камчатской экспеди-ции, назначенный на эту должность Дальсовнаркомом, — бывший полков-ник царской армии. Органы ВЧК вели за ним постоянную слежку.

В течение нескольких последующих лет Арсеньев поменял множество мест работы: он занимался устройством переселенцев, инспектировал рыбные и пушные промыслы, преподавал в университете, заведовал Хабаровским краеведческим музеем... И одновре-менно со всем этим выступал с докла-дами, производил археологические раскопки, совершал экспедиции, рабо-тал над книгами... 

Его первый литературный труд «По Уссурийскому краю» вышел в 1921 году во Владивостоке на средства автора.

Вторая книга, прославившая писателя, — «Дерсу Узала», увидела свет в 1923 году и тоже была издана на деньги Вла-димира Клавдиевича. Творчеством и научной работой Арсеньева восторга-лись А.М.Горький и Фритьоф Нансен, сильно поддержавшие его. Если бы не восторженный отзыв Горького, цели-ком одобрившего роман «Дерсу Узала», литературная судьба Владимира Арсе-ньева могла бы сложиться более дра-матично. Но высокая оценка великого пролетарского писателя сделала своё дело — недоброжелатели немного при-утихли.

И небольшой отрывок из "Дерсу Узала" первого издания с сохранённой, того времени, орфографией:

«...Китайскія фанзы сосредоточены, глав- ным образом, на лѣвом берегу рѣки, а инородцы поселились выше, в долинѣ около гор.

Здѣшніе манзы очень скрытны; они не хотѣли указывать дорогу и, даже наоборот, всячески старались сбить нас с толку.

Всѣ тазы находятся в неоплатном долгу у них и немилосердно эксплоатируют-ся. Китайцы отняли у них женщин и раздѣлили их между собою, как движи-мое имущество. На задаваемые по это-му поводу вопросы тазы отмалчива-лись, а если и говорили что-нибудь, то украдкой, шопотом, озираясь по сторо-нам. У них еще живы были воспомина-нія о тазах, пробовавших было протес-товать и мстить насильникам и за это заживо погребенных в землѣ. Тазы говорили, что эта казнь производилась на глазах жен и дѣтей казненных: китайцы заставили их присутствовать при «погребеніи».

В этот день мы дальше не пошли и, выбрав фанзу, которая была почище, расположились биваком на дворѣ ея, а сѣдла и все имущество убрали под крышу.

На слѣдующій день мы разстались с китайцами, которые этому, видимо, были очень рады. Хотя они и старались быть к нам внимательными, но в услу-гах их чувствовалась неискренность...»