Усадьба АлександрОстровский в Щелыково
В 1868 году Островский с братом Миха-илом выкупили отцовское имение в Щелыково у мачехи. И с тех пор Алек-сандр Николаевич приезжал сюда каждое лето и оставался до осенних дождей. Окрестности вокруг усадьбы очень живописные: по зелёной долине вьётся речка Куекша, за нею светлый лес, дальше другой, тёмный лес подни-мается к горизонту. За оврагом белеет колокольня церкви в Никола-Бережках. И всюду веет волей, простором, и аро-маты цветущей черёмухи и сирени разносятся из сада...
Впервые Александр приехал сюда с отцом, когда ему было 25 лет. Он запи-сал тогда в дневнике: «Щелыково мне вчера не показалось, вероятно, потому, что построил себе прежде в воображе-нии своё Щелыково. Сегодня я рассмо-трел его, настоящее Щелыково насто-лько лучше воображаемого, насколько природа лучше мечты. Дом стоит на высокой горе, которая справа и слева изрыта такими восхитительными овра-гами, покрытыми кудрявыми сосенка-ми и ёлками, что никак не выдумаешь ничего подобного».
Эти места Островский называл «кост-ромской Швейцарией», говорил, что когда путешествовал по Италии, то и там не встречал подобных видов. Он уверял гостей, что и климат в Щелыко-во особенный, и почвы на редкость плодородные, и грозы в уезде краси-вее, чем в Альпах, и облаков таких нет нигде более, а пороги на речке Сендеге сравнивал с Ниагарским водопадом.
«Каждый пригорочек, каждая сосна, каждый изгиб речки – очаровательны, каждая мужицкая физиономия значи-тельна (я пошлых не видал ещё), и всё это ждёт кисти, ждёт жизни от творчес-кого духа» (Дневник. 1848).
Но первое время Островский, приехав в имение, не сразу садился за письмен-ный стол. Месяца два он отдыхал пос-ле напряжённой, трудной московской зимы. Деревенский неспешный быт, прогулки, чаепития, ежедневные купа-ния у запруды быстро восстанавливали силы.
В просторной столовой, где собиралась семья за раздвижным столом, на столе в фарфоровой миске стояли полевые цветы – обычай, заведённый Остров-ским, и сейчас поддерживается храни-телями музея. За самоваром, достав-шимся ещё от отца, в кругу родных лиц писатель отдыхал душой. Со второй женой, актрисой Малого театра Марией Васильевной Бахметьевой у них было шестеро детей.Детей своих Островский любил без памяти. Если кто-то из них болел,он и сам заболевал от огорчения.
Когда приезжали гости, из столовой переходили в гостиную, где продол-жали неторопливую беседу, музициро-вали. В доме гостей обожали. Актеры, писатели, просто знакомые... – кого здесь только не перебывало. Остров-ский зазывал к себе в деревню всех: «Стеснить нас вы ни в коем случае не можете. У нас такой обычай: чем боль-ше гостей и чем дольше гостят они, тем лучше».
В сентябре, когда гости разъезжались, Островский заканчивал очередную пьесу. Он всегда возвращался в Москву в срок и с новой пьесой, да не с одно-дневкой какой-нибудь, а с новым шеде-вром. И это продолжалось из года в год: «Поздняя любовь», «Правда – хо-рошо, а счастье – лучше», «Последняя жертва», «Бесприданница», «Без вины виноватые»...
Кабинет писателя в усадьбе – одна из самых скромных комнат в доме. Стол, кресло, на столе раскрытая книга, хо- зяйственные счёты, пресс-папье. На стенах портреты друзей, писателей, артистов в рамках, которые Остров-ский сам выпиливал. Он увлекался работой по дереву и много таких рамок раздарил знакомым.
Из кабинета через синюю гостиную можно выйти на террасу, а затем спу-ститься на аллею старого парка. Ино-гда Островский уходил сюда, где вы-строил себе лесной кабинет, здесь он мог остаться, наконец, один.
А пруд под домом – любимое место рыбалки. Но где бы он ни ходил, по лесным дорогам и полевым тропинкам, с удочкой на речке или у пруда, и чем бы ни занимался – разговаривал с кре-стьянами, объяснялся с женой, отдавал распоряжения по дому – мысленная работа в нём никогда не прекращалась, воображением своим он жил в другой, волшебной театральной стране...
В мае 1886 года семья, как обычно, переехала в Щелыково, а он всё ещё оставался в Москве, принимал экзаме-ны в театральной школе, обдумывал репертуар на новый сезон и чувство-вал, как силы покидают его.
Усталый, страдающий от одышки, дер-жащийся за сердце, 28 мая он, наконец, добрался до вокзала. И, ступив на кры-льцо в Щелыково, вдруг отчего-то рас-плакался.
Но через день, не привыкший сидеть без работы, Островский достал руко-пись начатого им перевода «Антония и Клеопатры» (он в совершенстве знал восемь языков!)...
Писатель умер у себя в кабинете. Он оказался в доме один, жена ушла в цер- ковь. Это было 2 июня 1886 года, в ясное, свежее утро. Актёры были на гастролях, друзья – в разъездах. Поэто-му мало кто приехал его проводить.
Крестьяне на полотенцах отнесли гроб с телом драматурга знакомой дорогой, через овраг к погосту Никола-Бережки. Похоронили по-домашнему, скромно, но сердечно.«Вся округа запечалилась»
– вспоминали местные крестьяне.
Он остался лежать на деревенском кладбище. А недалеко, за оврагом, и сегодня стоят его дом, сад, Берендеева слобода и Ярилина долина, ключ Снегу- рочки и три реки с ласковыми именами: Куекша, Сендега и Мера...
Фотографии
с сайта "Пульс": "Родовое имение писателя А.Н. Островского".
Комментариев нет:
Отправить комментарий