7 мая в Казани родился выдающийся русский советский поэт Николай Алек-сеевич Заболоцкий (1903-1958), о кото-ром Андрей Битов говорил, что ему, поэту ХХ века, ещё предстоит стать крупнейшим поэтом в XXI веке. Так же, как в ХХ веке стал крупнейшим поэт XIX века Евгений Боратынский.
Дебютная книга Заболоцкого «Столб-цы» (1929) стала настоящей сенсацией. Такого дебюта, кажется, не было ни у кого в русской литературе ХХ века. Его можно сравнить с «Камнем» Мандель-штама, но «Камень» был юношеской книгой, а у Заболоцкого – книга зрело-го человека, абсолютно оригинального и со своим голосом.
Поэт Алексей Цветков говорил, что не только «Столбцы», но и последующие поэмы Николая Заболоцкого 30-х годов показывают путь, по которому он шёл, и он стал магистралью русской поэзии: «Нельзя писать так, как если бы Забо-лоцкого не было, даже если его игнори-ровать – это тоже позиция. Но случи-лось то, что случилось, то есть деспо-тизм его сломал».
По бессмысленному обвинению в контрреволюционном заговоре Забо-лоцкого посадили в 1938 году. Его пы-тали и били так, что он едва не потерял рассудок. В очерке «История моего за-ключения» поэт писал:
«В моей голове созревала странная уверенность в том, что мы находимся в руках фашистов, которые под носом у нашей власти нашли способ уничто-жать советских людей, действуя в са-мом центре советской карательной си-стемы».
Заболоцкий ни в чём не сознался, нико-го не назвал и, как пишут, по этой при-чине избежал расстрела. Его пригово-рили к пяти годам лагерей. Поэт про-шёл Дальний Восток, Алтай, Казахстан, был на общих работах, на лесоповале. Потом ему повезло, он смог устроиться чертёжником в строительном управле-нии и в начале 1946 года вернулся на волю, к нормальной жизни.
Современники Заболоцкого единогла-сно отмечают категорическое нежела-ние поэта вспоминать о заключении. Были и другие тяжкие последствия его ареста и лагерной жизни: он не терпел никакой критики власти и намёков на неблагонадёжность, он отказывался встречаться с людьми с репутацией инакомыслящих. До самой смерти ни разу не встретился с родным братом, тоже отсидевшим тюремный срок.
Наталия Роскина, полгода прожившая с поэтом, рассказывала, что он собирал-ся порвать с ней, когда она говорила о преимуществах капиталистической си-стемы перед социализмом. «Ни в коем случае я не хочу сказать, – писала она, – что Николай Алексеевич был мелким трусом. Я не хочу сказать, потому что я совсем так не думаю. Напротив, я ду-маю, что весь кошмар нашей жизни за-ключается не в том, что боятся трусы, а в том, что боятся храбрые».
О том, что увидел и узнал Николай Заболоцкий о человеке в лагерях, можно судить только по единствен-ному свидетельству – стихотворению «Где-то в поле возле Магадана».
О позднем Заболоцком Алексей Цвет-ков говорил: «Послевоенный Заболоц-кий – это назидательный, формально очень кроткий поэт, без взлётов в ту метафизику, в которую раньше пытал-ся».Но «это меня не интересует, когда я открываю поэзию, меня интересует формальный поиск за границей дос-тупного, то, что было у раннего Забо-лоцкого. И поэтому для меня это, с од-ной стороны, очень яркий пример, с другой стороны, ужасно трагический, потому что это убийство хуже, чем убийство Мандельштама, потому что убийство заживо».
Николай Заболоцкий
***
Вчера, о смерти размышляя,
Ожесточилась вдруг душа моя.
Печальный день! Природа вековая
Из тьмы лесов смотрела на меня.
И нестерпимая тоска разъединенья
Пронзила сердце мне, и в этот миг
Всё, всё услышал я –
и трав вечерних пенье,
И речь воды, и камня мёртвый крик.
И я, живой, скитался над полями,
Входил без страха в лес,
И мысли мертвецов
прозрачными столбами
Вокруг меня вставали до небес.
И голос Пушкина был над листвою слышен,
И птицы Хлебникова пели у воды.
И встретил камень я.
Был камень неподвижен,
И проступал в нём лик Сковороды.
И все существованья, все народы
Нетленное хранили бытие,
И сам я был не детище природы,
Но мысль её! Но зыбкий ум её!
1936
Комментариев нет:
Отправить комментарий