Фото из газеты. Рига, 1931
Ирина Одоевцева
Г.И.
Но была ли на самом деле
Эта встреча в Летнем саду
В понедельник, на Вербной неделе,
В девятьсот двадцать первом году?
Я пришла не в четверть второго,
Как условлено было, а в пять.
Он с улыбкой сказал: Гумилёва
Вы бы вряд ли заставили ждать.
Я смутилась. Он поднял высо́ко,
Чуть прищурившись, левую бровь.
И ни жалобы, ни упрёка.
Я подумала: это любовь.
Я сказала: — Я страшно жалею,
Но я раньше прийти не могла. —
Мне почудилось вдруг — на аллею
Муза с цоколя плавно сошла.
И бела, холодна и прекрасна,
Величаво прошла мимо нас,
И всё стало до странности ясно
В этот незабываемый час.
Мы о будущем не говорили,
Мы зашли в Казанский собор
И потом в эстетическом стиле
Мы болтали забавный вздор.
А весна расцветала и пела,
И теряли значенья слова,
И так трогательно зеленела
Меж торцов на Невском трава.
1964
«В нём было что-то совсем особенное, не поддающееся определению, почти таинственное... Мне он часто казался не только странным, но даже загадочным, и я, несмотря на всю нашу душевную и умственную близость, становилась в тупик, не в состоянии понять его, до того он был сложен и многогранен».
Георгий Иванов
***
Оттого и томит меня шорох травы,
Что трава пожелтеет и роза увянет,
И твоё драгоценное тело, увы,
Полевыми цветами и глиною станет.
Даже память исчезнет о нас... И тогда
Оживёт под искусными пальцами глина
И впервые плеснёт ключевая вода
В золотое, широкое горло кувшина.
И другую, быть может, обнимет другой
На закате, в условленный час,
у колодца...
И с плеча обнажённого прах дорогой
Соскользнёт и, звеня,
на куски разобьётся.
1921
«Обращаюсь ко всем, кто ценил меня как поэта и прошу об одном. Позаботиться о моей жене, Ирине Одоевцевой. Она была светом и счастьем всей моей жизни».
(Из предсмертного письма Георгия Иванова к русской эмиграции)
