ТЮТЧЕВ В БАВАРИИ

Центр Мюнхена на открытке XIX века

Тютчев жил в Мюнхене, как европеец. Ему идея европейской цивилизации не была чужда, но он никогда не был её рабом. Мировоззрение Тютчева в известной мере определяли Жозеф де Местр, Гегель, Шеллинг. Шеллинг был философом, наиболее близким по духу Тютчеву, но он увидел в русском поэте не покорного ученика, а равного себе собеседника, самостоятельного в своём мировоззрении. О Тютчеве Шеллинг отзывался в разговоре с И.В.Киреевским лестно и почтительно. Тогда же Тютчев познакомился с Гейне, и одно время немецкий лирик был под влиянием русского поэта, о чём свидетельствовали письма Гейне из Италии, в которых он рассуждал о России. Хотя известно, что потом Гейне освободился от чар своего русского собеседника. В это время Тютчев много читает, изучает литературу европейского романтизма, много переводит, в основном – немецких авторов: Гейне, Гёте, Шиллера.

Тютчев Ф.И.

Вопросы (Из Гейне)

Над морем, диким полуночным морем

Муж-юноша стоит —

В груди тоска, в уме сомненья —

И, сумрачный, он вопрошает волны:

«О, разрешите мне загадку жизни,

Мучительно-старинную загадку,

Над коей сотни, тысячи голов,

В египетских, халдейских шапках,

Гиероглифами ушитых,

В чалмах, и митрах, и скуфьях,

И с париками и обритых —

Тьмы бедных человеческих голов

Кружилися, и сохли, и потели —

Скажите мне, что значит человек?

Откуда он, куда идёт,

И кто живёт над звёздным сводом?»

По-прежнему шумят и ропщут волны,

И дует ветр, и гонит тучи,

И звёзды светят холодно и ясно —

Глупец стоит — и ждёт ответа!

1827-1830

Тютчев Ф.И. 

Приветствие духа (Из Гёте)

На старой башне, у реки,

Дух Рыцаря стоит —

И, лишь завидит челноки,

Приветом их дарит:

«Кипела кровь и в сей груди,

Кулак был из свинца,

И богатырский мозг в кости,

И кубок до конца!

Пробушевал полжизни я,

Другую проволок —

А ты плыви, плыви, ладья,

Куда несёт поток!»

1827-1829

В конце 20-х годов Тютчев уезжал на несколько месяцев в Париж, где усердно посещал лекции Кузена и Вильмэна. Современники считали, что блеском французской речи Тютчев обязан прежде всего Франсуа Вильмэну. Изящество и точность языка парижских вольнодумцев притягивали русского поэта больше, чем их поверхностный либерализм. 

Кроме того, что Тютчев был поэт и философ, он был ещё и дипломатом. И как отмечают, весьма своеобразным дипломатом, мало заинтересованным в своей дипломатической карьере и не склонным жертвовать своим вкусом и мыслями в угоду требованиям официальной власти. Насмешливая, злая и негодующая критика русского правительства была свойственна Тютчеву. Летом 1825 года, когда поэт приезжал на родину в отпуск, он записал: «В России канцелярия и казарма. Всё движется вокруг кнута и чина». Но либерализм Тютчева был умеренным, не имевшим ничего общего с революционным духом. Обратно в Мюнхен Тютчев возвращался в начале 1826 года, то есть во время декабристского восстания он находился в России. О его отношении к декабристам можно судить по стихотворению, написанному в Мюнхене в 1826 году.

14-е декабря 1825

Вас развратило Самовластье,

И меч его вас поразил, —

И в неподкупном беспристрастье

Сей приговор Закон скрепил.

Народ, чуждаясь вероломства,

Поносит ваши имена —

И ваша память для потомства,

Как труп в земле, схоронена.

О жертвы мысли безрассудной,

Вы уповали, может быть,

Что станет вашей крови скудной,

Чтоб вечный полюс растопить!

Едва, дымясь, она сверкнула

На вековой громаде льдов,

Зима железная дохнула —

И не осталось и следов.

В стихотворении достаётся не только «жертвам мысли безрассудной», но и русскому самодержавию. У Тютчева своя точка зрения. Он не сочувствует мятежникам, но и «самовластью» явно не симпатизирует, сравнивая Россию с «вечным полюсом» и с «вековой громадой льдов». А такое сравнение, конечно, не воспринимается как признание или одобрение казённой России того времени.