А.С.Пушкин. Автопортрет в клобуке. 1829 // Бес показывает язык поэту. В качестве подписи – строчка из стихо-творения Боратынского "Не искушай (сай) меня без нужды...". Рисунок из Ушаковского альбома.
Боратынский был на год моложе Пуш-кина. Они познакомились в юном воз-расте, в Петербурге, в 1819 году. В одно время стали публиковать свои стихи. Их отношения определялись ощущени-ем своей принадлежности к единому дружественному литературному кругу.
Кроме того, у них была сходная судьба поэтов-изгнанников. Из южной ссылки Пушкин, только что совершив поездку по Бессарабии, побывав в Аккермане и Измаиле, пишет стихи другу, переведён-ному к тому времени в Финляндию. И совсем не случайно здесь упоминание древнеримского поэта-изгнанника Овидия Назона:
Баратынскому (Из Бессарабии)
Сия пустынная страна
Священна для души поэта:
Она Державиным воспета
И славой русскою полна.
Ещё доныне тень Назона
Дунайских ищет берегов;
Она летит на сладкий зов
Питомцев Муз и Аполлона,
И с нею часто при луне
Брожу вдоль берега крутого;
Но, друг, обнять милее мне
В тебе Овидия живого.
1822
В свою очередь, и Баратынский тоско-вал по поэтическому братству в своей северной ссылке:
О, если б, тёплою мольбой
Обезоружив гнев судьбины,
Перенестись от скал чужбины
Мне можно было в край родной!
(Мечтать позволено поэту).
У вод домашнего ручья
Друзей, разбросанных по свету,
Соединил бы снова я.
Дубравой тёмной осененный,
Родной отцам моих отцов,
Мой дом, свидетель двух веков,
Поникнул кровлею смиренной.
За много лет до наших дней
Там в чаши чашами стучали,
Любили пламенно друзей
И с ними шумно пировали…
Мы, те же сердцем в век иной,
Сберёмтесь дружеской толпой
Под мирный кров домашней сени:
Ты, верный мне, ты, Дельвиг мой,
Мой брат по музам и по лени,
Ты, Пушкин наш, кому дано
Петь и героев, и вино,
И страсти молодости пылкой,
Дано с проказливым умом
Быть сердца верным знатоком
И лучшим гостем за бутылкой.
Вы все, делившие со мной
И наслажденья и мечтанья,
О, поспешите в домик мой
На сладкий пир, на пир свиданья!
("Пиры", 1820)
Страстью Пушкина было поощрять и хвалить труды близких друзей. "Про Боратынского стихи при нём [Пушкине] нельзя было говорить ничего дурного," – свидетельствует современник. И как подтверждение – отзыв Пушкина на поэму Боратынского "Эда" с подзаго-ловком "финляндская повесть". Она, и в особенности образ героини – "чухоноч-ки" Эды, очень понравилась Пушкину. Поэтому от него достаётся несправед-ливому критику – з о и л у Булгарину за его отрицательный отзыв:
К Баратынскому
Стих каждый в повести твоей
Звучит и блещет, как червонец.
Твоя чухоночка, ей–ей,
Гречанок Байрона милей,
А твой з о и л прямой чухонец.
1826
Пушкин, отдавая дань яркому дарова-нию Боратынского, называл его: "наш первый элегический поэт", "прелесть и чудо", "певец Пиров и грусти томной", одинокий мыслитель, чуждый общего "праздника жизни", "Гамлет – Баратын-ский". Про одну из элегий, которая осо-бенно нравилась Пушкину, он писал: "Признание" – совершенство. После него никогда не стану печатать своих элегий".
После гибели Пушкина в письме к П.А. Вяземскому Боратынский выразил са-мые нежные свои к нему чувства:
«Мы лишились таланта первостепен-ного, может быть ещё не достигшего своего полного развития, который со-вершил бы непредвиденное, если б разрешились сети, расставленные ему обстоятельствами, если б в последней, отчаянной его схватке с ними судьба преклонила весы свои в его пользу. Не могу выразить, что я чувствую; знаю только, что я потрясён глубоко и со сле-зами, ропотом, недоумением беспрес-танно себя спрашиваю, зачем это так, а не иначе? Естественно ли, чтобы вели-кий человек, в зрелых летах, погиб на поединке, как неосторожный мальчик? Сколько тут вины его собственной, чу-жой, несчастного предопределения? В какой внезапной неблагосклонности к возникающему голосу России провиде-ние отвело око своё от поэта, давно со-ставлявшего её славу и ещё бывшего (что бы ни говорили злоба и зависть) её великою надеждой?».
Комментариев нет:
Отправить комментарий