ТОСКА ПО РОДИНЕ М.ЦВЕТАЕВОЙ И П.ВАЙЛЯ

Мнение писателя о писателе, поэта о поэте всегда особенно интересно. Хода-севич рассказал нам о Державине и Пушкине. Набоков – о творчестве Гого-ля, Достоевского и того же Ходасевича. М.Цветаева размышляла о Бальмонте, Андрее Белом, Пастернаке и Маяков-ском...

И всякий раз читатель сталкивается с какими-то неожиданными ракурсами, которые раскрывают неизвестные ему прежде стороны и того, кому посвяще-на книга, и самого автора. Литература такого рода обеспечивает личный взгляд на историю литературы и ценно-сти поэзии, которые не зависят от кано-нов литературоведческой науки. А в личной позиции и заинтересованности – главная прелесть этих работ.

Книга Петра Вайля «Стихи про меня» – это выстраивание событий своей жизни по тем русским стихам ХХ века, которые оказали на него влияние. Из стихов Цветаевой таковым оказалось «Тоска по родине...», написанное ею в эмиграции в мае 1934 года. П.Вайль, сам эмигрант с 1977 года, пишет о нём:

«Стихотворение в целом... – манифест самостояния. Мгновенно запоминаю-щиеся ёмкие и точные образы време-нем превращены в цитаты-формулы, что случается только с великими стиха-ми. Горькие и гордые слова, очень спо-/койные в своей беспросветности:

Мне совершенно всё равно –

Г д е совершенно одинокой

Быть...

Через несколько лет такой мотив во-всю зазвучал в литературе у Камю и Сартра, но через несколько лет. Этих писателей подтолкнула война, как прежде на религиозных экзистенциа-листов повлияла Первая мировая. Цветаевой не нужны были войны, что-бы препарировать одиночество, лако- нично и чётко провести чисто лабора-торный срез: без признаков, мет, дат – одна экзистенциальность, она же душа.

С учётом же всех трёх видов обстоя-тельств – места, времени и образа дей-ствия – в "Тоске по родине" доведена до крайнего предела традиционная для эмигрантской поэзии, прозы, публицис-тики тема: Россия в нас, Россию мы унесли с собой. 

В письмах Цветаевой этот известный тезис варьируется постоянно: "Если есть тоска по родине – то только по безмерности мест...", "Не Россией одной жив человек... Россия во мне, не я в России..." 

Елизавета Тараховская приводит её слова в разговоре о ностальгии: "Моя родина везде, где есть письменный стол, окно и дерево под этим окном". В 1925 году Цветаева, отвечая на анкету журнала "Моими путями": "Родина не есть условность территории, а непре-ложность памяти и крови". И дальше – уже конкретно о себе: "Лирикам же, эпикам и сказочникам, самой природой творчества своего дальнозоркий, луч-ше видеть Россию издалека – всю – от Князя Игоря до Ленина, – чем кипящей в сомнительном и слепящем котле нас-тоящего. Кроме того писателю там луч-ше, где ему меньше всего мешают пи-сать (дышать)"...».