Литературная биография Иосифа Брод-ского написана его другом, известным поэтом и филологом Львом Лосевым (Лифшицем). В 60-70-е годы Лосев за-ведовал отделом в ленинградском пио-нерском журнале "Костёр" и был пер-вым, кто напечатал стихи Бродского. Это была "Баллада о маленьком букси-ре". Бродский высоко ценил вкус, ум и талант Лосева, человека блистательно умного и ироничного, в том числе к самому себе.
«Бродский был гением, то есть от при-роды человеком очень крупного масш-таба; даже когда писал сугубо лиричес-кое стихотворение, оно приобретало у него космический размах просто в силу масштаба его личности», — говорил Лосев в одном из своих интервью. И при этом прекрасно понимал и ощущал свой масштаб, находясь в присутствии гения.
«Полагаю, Лев Лосев написал свою книгу из чувства долга: чтобы не отдать облик ушедшего друга на волю пошлос-ти, в полное распоряжение лжи, — пи-сал в рецензии на книгу Самуил Лурье. — Поскольку вся надежда была только на него. На американского профессора и русского поэта. Почти брата Бродско-го по Музе, по судьбам».
Жизнь поэта Бродского складывалась драматически: на его долю выпали го-ды непризнания, ссылка, эмиграция и громкая всемирная слава. При этом русский поэт и американский гражда-нин всегда считал главным для себя творчество, стоящее вне государствен-ных границ. Автор биографии пишет ис- торию Поэта, а его жизнь – это фон, на котором даётся картина становления Поэта. При этом подробно освещая жизненный путь Бродского, много вни-мания уделяется анализу его произве-дений, его мировоззрению и полити-ческим взглядам.
Иосиф Бродский
***
Л.В. Лосеву
Я всегда твердил, что судьба — игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль
победит как школа,
как способность торчать,
избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако — сильно.
1971
Лев Лосев. Один день Льва Владимировича
Перемещён из Северной и Новой
Пальмиры и Голландии, живу
здесь нелюдимо в Северной и Новой
Америке и Англии. Жую
из тостера изъятый хлеб изгнанья
и ежеутренне взбираюсь по крутым
ступеням белокаменного зданья,
где пробавляюсь языком родным.
Развешиваю уши. Каждый звук
калечит мой язык или позорит.
Когда состарюсь, я на старый юг
уеду, если пенсия позволит.
У моря над тарелкой макарон
дней скоротать остаток по-латински,
слезою увлажняя окоём,
как Бродский,
как, скорее, Баратынский.
Когда последний покидал Марсель,
как пар пыхтел и как пилась марсала,
как провожала пылкая мамзель,
как мысль плясала, как перо писало,
как в стих вливался моря мерный шум,
как в нём синела дальняя дорога,
как не входило в восхищённый ум,
как оставалось жить уже немного…
Однако что зевать по сторонам.
Передо мною сочинений горка.
«Тургенев любит написать роман
Отцы с Ребёнками».
Отлично, Джо, пятёрка!
Тургенев любит поглядеть в окно.
Увидеть нив зелёное рядно.
Рысистый бег лошадки тонконогой.
Горячей пыли плёнку над дорогой.
Ездок устал, в кабак он завернёт.
Не евши, опрокинет там косушку...
И я в окно – а за окном Вермонт,
соседний штат, закрытый на ремонт,
на долгую весеннюю просушку.
Среди покрытых влагою холмов
каких не понапрятано домов,
какую не увидишь там обитель:
в одной укрылся нелюдимый дед,
он в бороду толстовскую одет
и в сталинский полувоенный китель.
В другой живёт поближе к небесам
кто, словеса плетя витиевато,
с глубоким пониманьем описал
лирическую жизнь дегенерата...
<...> Дверь за собой
плотней прикрыть, дабы
в дом не прокрались духи перекрёстков.
В разношенные шлёпанцы стопы
вставляй, поэт,
пять скрюченных отростков.
Ещё проверь цепочку на двери.
Приветом обменяйся с Пенелопой.
Вздохни. В глубины логова прошлёпай.
И свет включи. И вздрогни. И замри:
... А это что ещё такое?
А это – зеркало, такое стеклецо,
чтоб увидать со щёткой за щекою
судьбы перемещённое лицо.
1981
Комментариев нет:
Отправить комментарий