ЛЕНИН И МАЯКОВСКИЙ

В другое время прошла бы мимо, но сегодня юбилей. И это наша история.

Ленин воспринимал Маяковского как поэта-футуриста. И в то время, как сами футуристы с самого начала деклариро-вали свою приверженность к револю-ции, пролетарский вождь к футуризму относился резко отрицательно. Ленин говорил о себе, что, "воспитанный на Некрасове", он таких поэтов не понима-ет. Воспоминания Горького о беседах с Лениным в первые годы революции по поводу современной литературы сего-дня без улыбки не читаются:

«К Маяковскому относился недоверчи-во и даже раздражённо.

— Кричит, выдумывает какие-то кривые слова, и всё у него не то, по-моему, — не то и мало понятно. Рассыпано всё, тру-дно читать. Талантлив? Даже очень? Гм-гм, посмотрим!».

Следующие воспоминания тоже весё-лые. Крупская рассказывала, что в 1918 году их пригласили в Кремль на концерт, который давали для красноар-мейцев. Артистка читала "Наш марш" Маяковского: „Наш бог — бег, сердце — наш барабан“, стихи, в которых игра со словом и аллитерация заслоняли смысл произведения: «Дней бык пег...», «Зеленью ляг луг, выстели дно дням», «Радости пей! Пой!» и т.п. В такт маршу актриса как бы ещё и наступала на Ле-нина, которого посадили в первом ряду. Он был смущён и в полном недоуме-нии. После концерта у него произошёл такой разговор с чтицей:

"– Что это вы читали после Пушкина? И отчего вы выбрали это стихотворение? Оно не совсем понятно мне... там всё какие-то странные слова. 

Я отвечала Владимиру Ильичу, что это стихотворение Маяковского, которое он поручил мне исполнять. Непонятные слова я старалась объяснить Владими-ру Ильичу так же, как мне объяснял это стихотворение сам Маяковский.

Владимир Ильич сказал мне: „Я не спо-рю, и подъём, и задор, и призыв, и бод-рость — всё это передаётся. Но всё-та-ки Пушкин мне нравится больше, и луч-ше читайте чаще Пушкина“. (Воспоминания актрисы Гзовской).

Между тем, в библиотеке Ленина в Кремле сохранился экземпляр поэмы «150 000 000» с автографом автора: «Товарищу Владимиру Ильичу с ком-футским приветом. Владимир Маяков-ский». 

Долго думала, что это за "комфутский" привет, пока не вспомнила о принад-лежности всё к той же футуристичес-кой братии. Сокращённое от коммуни-стический-футуристический?.. О Боже!

Бедный Ленин.

По воспоминаниям главного редактора Госиздата Н.Л. Мещерякова, Маяков-ский, подписав книжку, отправил её Ле-нину, а тот, будучи человеком очень жи-вым, всем интересующимся, смелым, прочёл эту поэму и говорит: „А знаете, это очень интересная литература. Это особый вид коммунизма. Это хулиган-ский коммунизм“.

Стихи Маяковского о Ленине приво-дить не будем. А любимое даже Лени-ным можно вспомнить.

П р о з а с е д а в ш и е с я

Чуть ночь превратится в рассвет,

вижу каждый день я:

кто в глав,

кто в ком,

кто в полит,

кто в просвет,

расходится народ в учрежденья.

Обдают дождём дела бумажные,

чуть войдёшь в здание:

отобрав с полсотни —

самые важные! —

служащие расходятся на заседания.

Заявишься:

«Не могут ли аудиенцию дать?

Хожу со времени о́на». —

«Товарищ Иван Ваныч ушли заседать —

объединение Тео и Гукона».

Исколесишь сто лестниц.

Свет не мил.

Опять:

«Через час велели придти вам.

Заседают:

покупка склянки чернил

Губкооперативом».

Через час:

ни секретаря,

ни секретарши нет —

го́ло!

Все до 22-х лет

на заседании комсомола.

Снова взбираюсь, глядя на́ ночь,

на верхний этаж семиэтажного дома.

«Пришёл товарищ Иван Ваныч?» —

«На заседании

А-бе-ве-ге-де-е-же-зе-кома».

Взъярённый,

на заседание

врываюсь лавиной,

дикие проклятья доро́гой изрыгая.

И вижу:

сидят людей половины.

О дьявольщина!

Где же половина другая?

«Зарезали!

Убили!»

Мечусь, оря́.

От страшной картины свихнулся разум.

И слышу

спокойнейший голосок секретаря:

«Они на двух заседаниях сразу.

В день

заседаний на двадцать

надо поспеть нам.

Поневоле приходится раздвояться.

До пояса здесь,

а остальное

там».

С волнения не уснёшь.

Утро раннее.

Мечтой встречаю рассвет ранний:

«О, хотя бы

ещё

одно заседание

относительно искоренения всех заседаний!»

1922