Аполлон Майков в молодости
В 1842 году 21-летний Майков отправи-лся в путешествие за границу, где про-жил около двух лет, главным образом в Италии. Новые впечатления вдохнови-ли его на новое художественное твор-чество. Стихотворный цикл "Очерки Рима" стал результатом поэтических исканий Майкова тех лет.
В этом цикле автор значительно расши-рил круг тем. Вторглась в стихи поэта история и зазвучали социальные моти-вы. В стихах слышно сочувствие осво-бодительному движению Италии.
«В Риме я хотел видеть две вещи -- раз-валины древнего мира, покрытые плю-щом и диким злаком, и развалины ка-толицизма, облечённого во всю рос-кошь прежнего его величия, обратив-шегося ныне в одни внешние формы. Я искал и нашёл обе эти развалины, каж-дые носящие печать своего особенно-го, оригинального величия».
Тема "двух Римов", современного и древнего, -- одна из основных в цикле Майкова. Другой мотив: Россия и Ита-лия, Россия и Рим. Поэт не раз подчёр-кивает, что он пришелец из далёкой страны и воспринимает новые впечат-ления как сын этой страны.
Цикл был опубликован в 1847 году в «Отечественных записках» и сначала включал в себя 27 стихотворений.
Белинский, который ранее с восхище-нием откликнулся на первую книгу стихов А.Майкова, сборник «Очерки Рима» оценил следующим образом:
«В "Очерках Рима" можно много ука-зать превосходных стихов, но немного стихотворений, в которых всё было бы выдержано, всё одно другому соответ-ствовало бы, которые своею целостью, полнотою и замкнутостью производили бы на читателя впечатление простое, единичное, не сложное, ясное, но пол-ное, сильное и глубокое... Яркие вспыш-ки истинного творчества видятся более в частностях и подробностях, чем в це-лом. Может быть, оттого читать их под-ряд тяжело, несмотря на всё удоволь-ствие, которое доставляют они местами».
Д р е в н и й Р и м
Я видел древний Рим:
в развалине печальной
И храмы, и дворцы, поросшие травой,
И плиты гладкие старинной мостовой,
И колесниц следы
под аркой триумфальной,
И в лунном сумраке,
с гирляндою аркад,
Полуразбитые громады Колизея…
Здесь, посреди сих стен,
где плющ растёт, чернея,
На прахе Форума, где у телег стоят
Привязанные вкруг
коринфской капители
Рогатые волы, — в смущеньи я читал
Всю летопись твою,
о Рим, от колыбели,
И дух мой
в сладостном восторге трепетал.
Как пастырь
посреди пустыни одинокой
Находит на скале
гиганта след глубокой,
В благоговении глядит, и, полн тревог,
Он мыслит:
здесь прошёл не человек, а бог,
Сыны печальные
бесцветных поколений,
Мы, сердцем мёртвые,
мы, нищие душой,
Считаем баснею
мы век громадный твой
И школьных риторов
созданием твой гений!..
Иные люди здесь, нам кажется, прошли
И врезали свой след
нетленный на земли —
Великие в бедах, и в битве, и в сенате,
Великие в добре. Великие в разврате!
Ты пал, но пал, как жил…
В падении своём
Ты тот же, как тогда,
когда, храня свободу,
Под знаменем её ты бросил кров и дом,
И кланялся сенат строптивому народу…
1843
***
На дальнем Севере моём
Я этот вечер не забуду.
Смотрели молча мы вдвоём
На ветви ив, прилёгших к пруду;
Вдали синел лавровый лес
И олеандр блестел цветами;
Густого мирта был над нами
Непроницаемый навес;
Синели горные вершины;
Тумана в золотой пыли
Как будто плавали вдали
И акведуки, и руины…
При этом солнце огневом,
При шуме водного паденья,
Ты мне сказала в упоенье:
«Здесь можно умереть вдвоём…»
1844
Комментариев нет:
Отправить комментарий