«КАК ЖЕ СЛУЧИЛОСЬ, ЧТО Я, ЗАПЕВАЛА-ПОЭТ, СТАЛ ... БЕССЛОВЕСНЫМ РАБОМ?»

***

В детские годы, 

в преддверии грозной судьбы,

сидя за школьною партой, 

веснушчат и мал,

я в букваре нашу заповедь: 

«Мы – не рабы!» –

с детскою верой и 

гордостью детской читал.

Дальше вела меня века крутая стезя,

марш пятилеток 

над вьюжной страною гремел.

«Мы – не рабы и 

рабами не будем, друзья!» –

я с комсомольцами 

в клубе фабзавуча пел.

Выше шагай 

по расшатанной лестнице лет!

К царству грядущего братства 

иди напролом!

Как же случилось, 

что я, запевала-поэт,

стал – погляди на меня – 

бессловесным рабом?

Не в чужеземном пределе, 

а в отчем краю,

не на плантациях дальних, 

а в нашей стране,

в грязной одежде раба 

на разводе стою,

номер раба у меня 

на согбенной спине.

Я на работу иду, как убийца на суд,

мёрзлую землю долбить 

и грузить доломит.

Нашу колонну вперёд конвоиры ведут,

рядом <...> и овчарка визжит.

1952

(Инта, лагерь)

Судьба русских поэтов напоминала ру-летку: жертвой мог стать каждый. А пе-ред этим власть делала своих жертв соучастниками убийств: Борис Корни-лов подписал письмо, клеймящее Пав-ла Васильева. Сам же Васильев как будто был причастен к аресту и гибели талантливейшего Николая Клюева, ко-торый его искренне простил.

Ближайшие друзья погибли. Смелякову "повезло" больше. При жизни он был признан и обласкан той самой влас-тью. О поэте рассказывают, что он со-единял в себе тончайший аристокра-тизм и беспардонную грубость, личное отчаяние и казённый оптимизм, вдох-новенное служение своему дару и его откровенное разбазаривание.

«Трижды зэк Советского Союза и на склоне лет – лауреат» (И.Фоняков о Смелякове) знал прекрасно ту цену, которую пришлось заплатить совет-скому Молоху за прижизненное при-знание. А его предсказуемость, «похаб-ство», «хамство и пьянство» (В. Корни-лов) были той барщиной, которую он взвалил на себя, чтобы обезопаситься и писать настоящее, не заёмное, а вневременное.

Штейнберг, Владимир Корнилов, Давид Самойлов, не причастные, в отличие от Смелякова, к официально-советской травле Солженицына, считали его, тем не менее, своим – и восхищались его стихами. Давид Самойлов также счи-тал, что «Смеляков – талант, убитый страхом и фальшью». «Страха и фаль-ши» было действительно много. Но талант превозмог всё.  

***

Я понял мысли верным ходом

средь достижений и обид –

своим избранникам природа

за превосходство нагло мстит.

Француза, сделанного тонко

из вкуса, сердца и ума,

поставит вдруг на четвереньки

и улыбается сама.

И гениального мальчишку

средь белоблещущих высот

за то, что он зарвался слишком,

рукой Мартынова убьёт.

...И я за те мои удачи,

что были мне не по плечу,

сомкнувши зубы, не запла́чу,

а снова молча заплачу́.