БОРИС ПАСТЕРНАК

Юрий Анненков. Пастернак

"Судьба Пастернака оказалась самой сложной (из вернувшихся в Россию тогда писателей). Уклонов "вправо" в смысле политическом у него никогда не было. Скорее левое устремление, свойственное ему с молодых лет. Насколько знаю, есть у него и произведение в таком духе ("Лейтенант Шмидт"). Думаю, октябрьский переворот 1917 года он принял, но чем дальше шло время, тем труднее ему становилось. Очень уж он оказался самостоятельным, личным, не поддающимся указке. О том, что переживал внутри, судить трудно, но по роману "Доктор Живаго" и некоторым частным высказываниям можно о многом догадываться. Сыну художника, близкого Льву Толстому, выросшему в воздухе высшей культуры того времени, никак не по дороге с террором, кровью и диким насилием "сталинской эпохи".

В 1937 году Пастернак едва ли не

е д и н с т в е н н ы й среди писателей в Советской России не подписал петиции писательской о смертной казни целой группы большевиков-интеллигентов, не одобрявших в чём-то Сталина. Надо иметь понятие о жизни в тогдашней России, о беспредельной подавленности людей деспотизмом, чтобы достаточно оценить мужество писателя, сказавшего наперекор всему: нет.

В это время была беременна его жена. Легко ли ему было сказать это "нет"? Сам он признаёт особый свой склад, требующий необычайной "свободы духовных поисков". Конечно, он понимает, какой он "неудобный" муж, отец, глава семьи. Но вот всё поставил на карту, не побоялся – и выиграл. Его не тронули. Правда, и не печатали ничего, кроме его переводов...".

(Борис Зайцев. Пастернак в революции)

Борис Пастернак. Другу

                                             Б. Пильняку

Иль я не знаю, что, в потёмки тычясь,

Вовек не вышла б к свету темнота,

И я – урод, и счастье сотен тысяч

Не ближе мне пустого счастья ста?

И разве я не мерюсь пятилеткой,

Не падаю, не подымаюсь с ней?

Но как мне быть с моей грудною клеткой

И с тем, что всякой косности косней?

Напрасно в дни великого совета,

Где высшей страсти отданы места,

Оставлена вакансия поэта:

Она опасна, если не пуста.

1931

Юрий Анненков. Пастернак