Е.А.Боратынский. Эпиграммы

Е.А.Баратынский. Неизвестный художник. 30-е годы XIX века

В начале XIX века стремительный взлёт в своём развитии совершила русская эпиграмма. Теоретиком и истолкователем жанра "окогчённой летуньи", как метко окрестил эпиграмму Баратынский, стал Пушкин. Но каждый из поэтов того времени, обращавшихся к этому жанру, внёс свою посильную лепту, и вместе они подняли русскую эпиграмму на невиданную до того высоту.

Изящная тонкая шутка, меткая насмешка, глубокая ирония, сарказм и разящий громоподобный приговор, смертоносное политическое оружие – так огромен сатирический диапазон эпиграммы.

Искусство мгновенного обнажения низменной сути "героя", точность словесного выражения, прекрасное владение рифмой, ритмом поставили эпиграмму в ряд ведущих и весьма популярных жанров русской литературы.

Эпиграмма вершит суд в веках, невзирая на чины и звания, осуждая своих персонажей на бессмертие позора. С этим несмываемым клеймом живут в памяти потомков вдохновители реакции, мракобесы, осуждённые на вечное посрамление продажные журналисты, издатели, жандармы, оберпрокуроры и пр.

Е.А.Баратынский – один из наиболее представительных из блистательной когорты эпиграмматистов пушкинского времени.

***

Окогчённая летунья,

Эпиграмма-хохотунья,

Эпиграмма-егоза

Трётся, вьётся средь народа

И завидит лишь урода —

Разом вцепится в глаза.

1826

***

Дамон! ты начал – продолжай, 

Кропай экспромты на досуге; 

Возьмись за гений свой: пиши, черти, марай; 

У пола нежного в бессменной будь услуге; 

Наполни вздохами растерзанную грудь; 

Ни вкусу не давай, ни разуму потачки –

И в награждение любимцем куклы будь 

Или соперником собачки. 

1819

<На Д.И. Хвостова>

Поэт Писцов в стихах тяжеловат,

Но я люблю незлобного собрата:

Ей-ей! не он пред светом виноват,

А перед ним природа виновата.

1820

<На А.А. Аракчеева>

Отчизны враг, слуга царя, 

К бичу народов, самовластью,

Какой-то адскою любовию горя, 

Он незнаком с другою страстью.

Скрываясь от очей, злодействует впотьмах, 

Чтобы злодействовать свободней.

Не нужно имени: у всех оно в устах,

Как имя страшное владыки преисподней.

1825

<На В.И. Панаева>

Идиллик новый на искус

Представлен был пред Аполлона.

«Как пишет он?» — спросил у Муз

Бог беспристрастный Геликона, —

«Никак негодный он поэт?» —

— Нельзя сказать. — «С талантом?» — Нет;

Ошибок важных, правда, мало;

Да пишет он довольно вяло. —

«Я понял вас; в суде моём

Не озабочусь я нисколько:

Вперёд ни слова мне о нём.

Из списков выключить — и только».

1827

<На Ф.В. Булгарина>

Поверьте мне, Фиглярин-моралист

Нам говорит преумиленным слогом:

"Не должно красть, - кто на руку нечист,

Перед людьми грешит и перед богом;

Не надобно в суде кривить душой,

Нехорошо живиться клеветой,

Временщику подслуживаться низко;

Честь, братцы, честь дороже нам всего!"

Ну что ж? Бог с ним! всё это к правде близко,

А может быть, и ново для него.

1829